Посты деанона:
fk-2o13.diary.ru/p192672198.htm - по квестам
fk-2o13.diary.ru/p192672329.htm - по авторам
Да, это со мной наконец-то случилось: я записалась в ряды превозмогающих фанфики по Вахе. Йоу, через десять лет в фандоме - это крутое событие, ящитаю
![:-D](http://static.diary.ru/picture/1133.gif)
![](http://www.mediafire.com/convkey/5e7d/h3rvw7fn31b3wyafg.jpg)
Ну и, естественно, по дороге еще в команде всякого понаделала... Куда ж без этого-то, без этого я никак не могу
![:lol:](http://static.diary.ru/picture/1135.gif)
![](http://www.mediafire.com/convkey/8893/4dj1e10z7x3dmahfg.jpg)
Выражаю отдельные могучие спасибы myowlet, которая превозмогала бетинг подавляющего большинства моих текстов, и дорогому товарищу Carcaneloce, с которым мы вместе укурились кроссовером с Шерлоком
![:kiss:](http://static.diary.ru/picture/1181.gif)
![:-D](http://static.diary.ru/picture/1133.gif)
В бонусах второго левела я немножко поучаствовала в адвайсах и сваяла демотиваторы. В бонусах третьего тоже немножко поучаствовала в адвайсах.
В третьелевельном челлендже ВПС выполнил и перевыполнил норму по обсценной лексике
![:lol:](http://static.diary.ru/picture/1135.gif)
![](http://www.mediafire.com/convkey/711e/etjxvjm5frn8ygsfg.jpg)
Перашки (только мои, остальные в выкладке)Перашки (только мои, остальные в выкладке)
засунь себе свой блядский кодекс
нет это как-то чересчур
мой милый брат твоя идея
несимпатична мне увы
горячий секс слаанешитов
вчера фикрайтер написал
четыре хуя восемь сисек
и в категории фемслэш
я очень добрый инквизитор
к тому же чуткий человек
не буду выдирать вам ногти
а просто сразу вас убью
пиздец подумал инквизитор
блядь это просто охуеть
а вслух сказал о император
помилуй нас благослови
а это дочка демон нургла
вот это гной вот это слизь
а вот хуй знает что такое
а это кажется кишки
кхорнитов любят за отвагу
тзинчитов любят за игру
слаанешитов просто любят
во все места по многу раз
вам хорошо сказал сангвиний
подумаешь высокий рост
а у меня все время крылья
не лезут блядь в дверной проем
люблю тебя мой милый демон
люблю тентакли и клешни
вот только я не понимаю
куда тебя родной ебать
я обниму тебя клешнею
тентаклем пах пощекочу
а что тебе я суну в жопу
не догадается никто
одним погожим летним утром
кхорниты вышли на лужок
и собирать ромашки стали
смерть трупы мясо кровь кишки
Аватарочки "Одухотворенные лица"
(Часть из них я уже утащила к себе, так что некоторые тут, наверно, успели об них насладиться...)
001 | 002 | 003 | 004 |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
005 | 006 | 007 | 008 |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
009 | 0010 | 0011 | 0012 |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
0013 | 0014 | 0015 | 0016 |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
0017 | 0018 | 0019 | 0020 |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
0021 | 0022 | 0023 | 0024 |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
А также йа талантливый пиривочик-фотошопер, талантливо переведший аж три стрипа «Служителей Империума»
![:-D](http://static.diary.ru/picture/1133.gif)
Все три сокрыты вот здесь...Название: Оправдания (цикл "Служители Империума")
Перевод: Crazycoyote
Бета/Эдитор: Crazycoyote
Фандом: Warhammer 40K
Оригинал: Rob Leigh, "Servants of the Imperium: Excuses"
Язык оригинала: английский, первичный перевод
Форма: стрип
Рейтинг: R
Количество страниц: 1 полоса
Краткое содержание: Псайкер ни в чем не виноват!
Примечание/Предупреждения: взорвавшаяся голова
Название: Сперва стреляй — потом болтай (цикл "Служители Империума")
Перевод: Crazycoyote
Бета/Эдитор: Crazycoyote
Фандом: Warhammer 40K
Оригинал: Rob Leigh, "Servants of the Imperium: Shoot first, talk later"
Язык оригинала: английский, первичный перевод
Форма: стрип
Рейтинг: R
Количество страниц: 1 полоса
Краткое содержание: Крин оригинально начинает беседу.
Примечание/Предупреждения: еще одна взорвавшаяся голова, убийства
Название: Имперские предрассудки (цикл "Служители Империума")
Перевод:Crazycoyote
Бета/Эдитор: Crazycoyote
Фандом: Warhammer 40K
Оригинал: Rob Leigh, "Servants of the Imperium: The Imperial mindset"
Язык оригинала: английский, первичный перевод
Форма: стрип
Рейтинг: R
Количество страниц: 1 полоса
Краткое содержание: Все мы подвержены стереотипам.
Примечание/Предупреждения: убийства, упоминания пыток и насилия
И вот! Наконец-то! Тексты!
![:chups:](http://static.diary.ru/picture/498338.gif)
![:dragon3:](http://static.diary.ru/userdir/0/0/6/7/0067/71826885.gif)
![](http://www.mediafire.com/convkey/d4e3/70yde57chdqeztefg.jpg)
Большого ничего не написала, потому что никаких "больших" сюжетов не придумалось...
Автор: Crazycoyote
Бета: myowlet
Фандом: Warhammer 40K
Размер: драббл, 790 слов
Пейринг/Персонажи: Грегор Эйзенхорн/Елизавета Биквин
Категория: гет
Жанр: ангст, UST
Рейтинг: R
Порой ей казалось, что между ней и этими людьми есть что-то общее. Хотя ее «уродство» никак не проявляло себя внешне, люди всегда чувствовали его. Каждый, у кого, в отличие от Елизаветы, было отражение в варпе, не мог этого не ощущать. И люди старались не приближаться, смотреть мимо, разговаривать отстраненно. Словно Елизавета была пустым местом. Даже мебели уделяли больше внимания. Ее хотя бы касались, пусть и по необходимости, но без отвращения.
Но она привыкла. Никогда не знала ничего другого и воспринимала все как должное. Да и как можно было иначе? Свою природу она изменить не могла, хотелось ей этого или нет. Впрочем, у нее и не возникало подобных желаний. До тех пор, пока она не встретила Грегора Эйзенхорна.
Он считает ее красивой, Елизавета прекрасно это знает. Откровенно любуется ей. Так мог бы смотреть на женщину ее давний любовник или недавно обвенчанный с ней муж. Но Грегор — ни то и ни другое. Никогда не сможет быть ни тем, ни другим. Она садится поодаль. Чтобы не мешать ему смотреть, чтобы аура пустоты, которую она распространяет вокруг, вызывала как можно меньше дискомфорта. Это их «счастье». С утра Елизавета выбирает платье, надевает украшения, старательно делает прическу — для него. И старается не приближаться, чтобы не мешать Грегору смотреть. Хотя бы так…
Иногда Елизавета пытается представить, что он чувствует, когда она все-таки подходит ближе. Когда он разрешает ей подойти. Делает это для нее — так же, как она останавливается для него в самом дальнем углу комнаты. Тогда она может стоять рядом и видеть, как напрягается его спина, непроизвольно твердеют резкие черты лица… Елизавета пробует понять, что он чувствует в этот момент — и никогда не может. Ей хорошо подле него, так и должно быть с человеком, которого по-настоящему любишь. Но Грегор не может чувствовать себя хорошо возле Неприкасаемой. Ей хотелось бы знать, что он чувствует в этот момент, какие эмоции гложут его изнутри, какие мысли приходят в голову. Она никогда не спрашивает.
По ночам ей снятся сны. Просыпаясь после них на влажных от пота простынях, тяжело и сбивчиво дыша, пытаясь успокоить слишком часто бьющееся сердце, Елизавета молит о том, чтобы сновидения прекратились — и тут же пугается того, что их больше никогда не будет. Во сне она может к нему прикасаться, чувствовать под пальцами теплую кожу и получать ответные прикосновения. Грегор сидит перед ней, такой живой и настоящий, и ему совсем не больно, когда она проводит ладонями по плечам, по рукам, по груди, когда пальцы легко скользят по шрамам, полученным за долгие годы — она помнит их все наизусть, и они все здесь. Происходящее так реально. Это Грегор, ее Грегор — во сне она может думать о нем так.
Потом все происходит очень быстро. Он стягивает с нее платье, едва не разрывая тонкую ткань, гладит, осыпает поцелуями… Елизавета едва не забывает, как дышать. Не в силах сопротивляться. И не хочет. Она ждала этого, так сильно, так давно… Почувствовав его внутри, она тихо стонет — и слышит ответный стон. И пугается. Страх расплывается по телу, смешиваясь с удовольствием, отравляя его, превращая в сладкий ядовитый туман. «Тебе не больно?» — тихо спрашивает Елизавета, осторожно проводит по его щеке кончиками пальцев. Грегор ничего не отвечает, только снова стонет. «Тебе не больно?» — снова повторяет она и снова не получает в ответ ни слова. «Грегор!» — вскрикивает она и просыпается.
Все ее сны заканчиваются так. Всегда. Елизавета делает глубокий вдох, чтобы унять заполошно бьющееся сердце, и падает обратно на подушку. Невидяще смотрит в черноту комнаты. Уже почти не страшно. Это просто сон. Просто… Но она готова вновь и вновь просыпаться среди ночи от страха за возможность дотронуться до него, хотя бы во сне. Наяву она не сможет этого сделать никогда.
Тому из них, кто умрет позже, крупно повезет, думает Елизавета и чувствует, как глаза начинает предательски щипать. Когда один из них будет мертв, им больше ничего не сможет помешать. Мертвое тело остывает не сразу, думает она, вполне достаточно для того, чтобы коснуться руки, дотронуться до лица, чтобы поцеловать губы, которые уже не смогут ответить на поцелуй. Она эгоистично хочет умереть позже. Но если не выйдет… Умирая, Елизавета хотела бы думать о том, что вскоре Грегор сможет ее коснуться. В первый и последний раз. Если бы она точно это знала, она могла бы умереть счастливой. Иногда, оставаясь с ним наедине, Елизавета хочет сказать: «Пожалуйста, если я умру раньше — возьми меня за руку». Но никогда не скажет.
Название: Высокое искусство
Автор: Crazycoyote
Бета: Ауренга, Diana Vert
Фандом: Warhammer 40K
Размер: драббл, 700 слов
Пейринг/Персонажи: Фабий Байл
Категория: джен
Жанр: missing scene
Рейтинг: R
Примечание: Таймлайн - пост-ересь, до того, как Байл обосновался в Оке Ужаса.
«Так лучше», — вздыхает Фабий, разглядывая полуразрушенные скульптуры. Лучше, но еще не совсем хорошо. Ничего, теперь, поселившись здесь, он сделает это место по-настоящему прекрасным, уже совсем скоро. Фабий ненавидит четкость и правильность, убогие имперские представления о красоте ему отвратительны. Они не в состоянии понять сами, никто из них, в чем заключается суть истинной красоты, покуда не приходит он, Фабий Байл, и не показывает им, каким должно быть истинное совершенство — вне границ и линий, вне любых пределов — какой восторг оно способно доставлять.
В глубине души он всегда считал себя художником, творцом прекрасного. Наука — лишь инструмент, резец в руках скульптора, позволяющий творить не из мертвого камня, а из живой плоти. Она прекрасна, подвижна, изменчива. Идеальный материал, лучший во всей Вселенной.
Он ненавидит всех этих недалеких, глупых, жадных властителей, с которыми ему приходится иметь дело. Но они нужны ему — воплощение грандиозных замыслов требует больших затрат. Поэтому Фабий терпит. До поры говорит им сладкие речи и обещает исполнить все их убогие никчемные желания — и ненавидит так, как только может ненавидеть тот, кто движим поистине великой идеей, мелочных никчемных людишек. И избавляется от них, как только они становятся бесполезны.
Эта покинутая людьми планета — обитель отдыха. Его новые приватные апартаменты. Сейчас он может себе это позволить, и наслаждается каждой минутой. Здесь нет никого. Только он, опустевшие здания и материал, надежно запертый в лаборатории. Фабий открывает тяжелую дверь — и сухое молчание дворца в ту же секунду окрашивается пестрыми звуками. Материал стонет, кричит, рычит, мечется в своих клетках, и он невольно замирает на пороге с глубоким вздохом, наслаждаясь моментом. Как можно не понимать, насколько красив Хаос? Глупцы зовут это какофонией — но Фабий слышит божественную музыку, которую он в силах направить и подчинить своей воле. Когда он входит внутрь, на его губах блуждает улыбка.
Пока он успел завершить только одно дитя. Фабий знает, что это было капризом. Маленькой милой слабостью, перед которой он не смог устоять. Он продолжает улыбаться, когда подходит к ней, и его голос становится непривычно нежным и ласковым, покуда он скармливает своему восхитительно прекрасному ребенку отрезанные у отбракованного материала пальцы. Ей надо еще немного подрасти перед тем, как Фабий выпустит ее на волю. Тогда она вместе со своими детьми оплетет этот дворец, заменит собой слишком скучные, недостаточно красивые местные растения. Она сама была такой же, пока не пришел Фабий и не сделал ее прекрасной. Лиана качается перед ним, мигая десятком красных глаз на тонких гибких ножках, тянет к нему маленькие рты, хватает аппетитные, сочащиеся кровью пальцы своими щупальцами. Он всегда кормит ее перед тем, как приступить к своим трудам. Это дарит ему вдохновение.
Фабий отворачивается и медленно проходит вдоль клеток, выбирая, чем он займется сегодня. В третьей клетке — только начатый экземпляр, он почти доделал уши, и они вышли неплохо, но пока не решил, как поступить с ним дальше. Потом, потом… Дойдя до пятой клетки, он останавливается, неприязненно скривившись. Все же это брак, как он и опасался. Красновато-бурое тело лежит на полу, тяжело прерывисто дышит и почти не шевелится. Третий день ситуация с ним только ухудшается. Материал был испорчен, и, увы, он не смог разглядеть этого сразу. Пора его убить. Фабий займется этим, когда покончит со всеми остальными делами.
Шестой экземпляр — его гордость. Когда Фабий приближается, тот бросается на прутья клетки, рычит, трясет их всеми четырьмя руками. Да, пожалуй, сегодня стоит заняться именно им. Головной мозг и… грудная клетка. Спустя несколько минут материал крепко привязан к лабораторному столу, а Фабий сжимает в одном из своих манипуляторов маленькую блестящую дисковую пилу. Кожа и мышцы поддаются легко, а потом металлические зубчики, преодолевая сопротивление, вгрызаются в кости. Плоть раскрывается, как багровый цветок, манипуляторы осторожно касаются внутренних органов, скальпель легко, ласкающе, делает надрез на бьющемся сердце. Фабий смеется. Фабий творит.
Название: Орочья жратва
Автор: Crazycoyote
Бета: myowlet
Фандом: Warhammer 40K
Размер: мини, 1200 слов
Пейринг/Персонажи: катачанцы, пара комиссаров, эпизодические орки
Категория: джен
Жанр: повседневность
Рейтинг: R за лексику
Краткое содержание: Свежеиспеченный комиссар Имперской Гвардии получает назначение на Армагеддон, в один из катачанских отрядов, ведущих охоту на орков в джунглях.
Примечание/Предупреждения: нецензурная лексика
«Это» кашлянуло и, переминаясь с ноги на ногу, поправило комиссарскую фуражку.
— Комиссар Имперской Гвардии Корнелий Пратт, — отчеканило оно ломким юношеским голосом, стараясь подпустить в него суровости и стали. Вышло плохо.
— А-а-а, — протянул Донахью, задумчиво покачав головой, — вон оно как. А выглядишь, как орочья жратва, — капитан несколько раз утробно хрюкнул, что в его случае означало задорный смех.
Комиссар Пратт поежился. Во времена учебы в Схоле Прогениум он слышал о катачанцах разные истории. И ни одной хорошей. И он, конечно, мечтал о совсем ином первом назначении... Но долг перед Империумом...
— Я был лучшим Кадет-Комиссаром в своем отряде, капитан, — не без гордости заявил Корнелий и впился в Донахью взглядом.
— Охуеть! — восхитился Чугунная Задница и сделал три шага навстречу Комиссару, подойдя вплотную и почти уткнувшись в него носом. — Есть только одна ма-а-аленькая проблема, — сообщил он, переходя на доверительный полушепот. — Здесь. Это. Никого. Не. Ебет. И твоя комиссарская фуражка тоже.
Донахью бесцеремонно щелкнул Пратта пальцами по козырьку и отступил назад. Юный комиссар нервно сглотнул, проследив за ним взглядом. Он читал отчеты и прекрасно знал, что за последние три года он был шестым комиссаром в этой роте. И теперь Корнелий, кажется, начинал лучше понимать, почему так произошло.
— Ладно, сынок, — неожиданно смягчился капитан, снова повернувшись к нему. — Я сегодня добрый и дам тебе полезный совет. Но только один. Дальше тебе придется самому шевелить мозгами и ягодицами, если хочешь прожить здесь больше суток.
Пратт заложил руки за спину и слегка наклонил голову — самая сдержанная реакция на слова Донахью, до которой ему удалось додуматься. Чугунная Задница снова подошел к комиссару почти вплотную и ткнул своим крупным загрубевшим пальцем в полу его плаща.
— Смени эту пижонскую хуйню на что-нибудь позеленее.
— Как он? — хмуро спросил Донахью лейтенанта Махоуни, кивнув в сторону комиссара Пратта, стоящего метрах в десяти от них и поминутно одергивающего непривычную армейскую зеленую куртку.
Махоуни фыркнул.
— Как обычно. Как все.
Капитан оскалился, продемонстрировав живописные дырки на месте пары выбитых зубов.
— Ходил тут... — продолжил лейтенант. — Пытался налаживать контакт...
— И как, наладил? — ехидно осведомился Чугунная Задница.
— Он даже от пойла отказался, не то что предыдущий...
— Ну и зря. Пьяным помирать приятнее.
— Че-то он какой-то... шибко старательный, — с отвращением процедил Махоуни.
— Прилежный, — капитан смачно сплюнул на землю. — Выпускничок.
— Кэп, может его этого, того? — лейтенант выразительно покосился на свой ствол.
— Не надо, Шустрик. Не надо. Сам сдохнет.
Вязкая болотная жижа очень быстро забивала нос, рот и глаза. Пратт с трудом подавил желание утереть лицо и продолжил шарить руками в топкой грязной воде, погружаясь в нее почти по самую макушку. Он не мог терять драгоценные секунды. Еще немного — и искать станет бессмысленно, нужно будет выбираться на берег... Если он, конечно, сможет. В чем Корнелий совершенно не был уверен. В том, что он сумеет вылезти отсюда с бессознательным телом капитана Донахью в обнимку, он был не уверен еще сильнее, но упорно продолжал обыскивать болото — и наконец наткнулся на что-то твердое. Ни черта непонятно, не разобрать в этом мутном месиве... Может быть, это коряга. Или хренов дохлый орк. В удачу уже не верилось.
Им сегодня везло, как утопленникам. Комиссар нервно хихикнул от пришедшей ему на ум идиомы и продолжил тащить свою тяжелую и неповоротливую находку на поверхность. Вполне вероятно, минут через пять они будут не «как утопленники», а просто утопленники. И это станет достойным завершением выдавшегося Пратту мерзкого денька: сначала зеленокожие отрезали их от остальных, потом они напоролись на орочью засаду и выжить удалось только им с Донахью.
Пока они пробирались дальше через джунгли, Чугунная Задница успел неоднократно и в самых живописных выражениях высказать все, что он думает по поводу такой компании, орков, создавшегося положения, комиссара Пратта и института Имперских Комиссаров в целом. А потом на них из кустов выскочил этот хренов орк. Капитан сцепился с ним и смог всадить ему в пузо свой клык, но зеленая тварь утянула его за собой в болото.
Выбраться из джунглей в одиночку у Корнелия не было ни единого шанса. Он это прекрасно понимал, поэтому нырял снова и снова, хотя при других обстоятельствах, пожалуй, закатил бы вечеринку в честь смерти Чугунной Задницы. И даже выпил, хотя то, что катачанские бойцы считали спиртными напитками, с точки зрения комиссара не годилось даже для чистки сортиров. Пратт крякнул, сделал еще один рывок — и над поверхностью воды показалось нечто, в котором, хоть и с трудом, можно было опознать голову капитана Донахью.
Комиссар облегченно вздохнул и погреб к берегу, помогая себе одной рукой, а второй крепко вцепившись в капитана. Хорошо, что здесь неглубоко. И не слишком топко. Главное — не поскользнуться... Ох, блядство, какой же он тяжелый!
Корнелий машинально отметил, что в его лексиконе заметно увеличилось количество нецензурных слов. То ли от общей стрессовости ситуации, то ли от переизбытка общения с Чугунной Задницей, то ли от всего сразу. Или он начал превращаться в катачанца. Говорят, тут такое тоже случается. Иногда. С теми, кто не сдох сразу. Пугающая перспектива...
— А ты ничего так орочья жратва, — одобрительно сказал Чугунная Задница, протягивая комиссару фляжку, — проворная. Думал, помрешь в первом же рейде, а ты вот... ничего.
Корнелий сделал глоток и закашлялся. Жуткое пойло продирало внутренности до самого желудка.
— Пей, пей, — подбодрил его капитан. — Дезинфицируйся. Обидно будет выжить в джунглях, а потом окочуриться в лазарете от какой-нить тропической холеры.
Говорил Донахью тихо и хрипло, что и неудивительно: наглотаться столько грязной воды... Пратт сам до сих пор не понимал, каким чудом ему удалось откачать капитана. И дотащить до берега перед этим. Наверное, он и правда был не самой худшей орочьей жратвой.
— Кажется, я понял, почему вас называют Чугунной Задницей, кэп, — усмехнулся комиссар. — Задница у вас и вправду тяжеленная.
Донахью весело захрюкал, запрокинув голову назад, и тут же надсадно закашлялся, стуча себя кулаком в грудь.
— Не, сынок... Хотя шутка хороша. Когда я был такой же вот молокосос, как ты, мне пришлось шесть часов просидеть на дереве прямо над лагерем зеленожопых. Не шевелиться и даже не чихать, чтоб меня не запасли.
— О... И что потом?
— А потом меня все заебало и я хуйнул в них гранатой, — радостно сообщил Донахью. — Было громко. Я с тех пор на правое ухо хуже слышу.
— О-о-о... — снова задумчиво сказал Пратт.
— Кста-ати, — спохватился капитан, хлопнув себя по лбу. — Надо ж тебе тоже кличку дать. После боевого крещения.
Донахью придирчиво осмотрел комиссара, с ног до головы перепачканного зеленоватой вонючей грязью, и торжественно объявил:
— Будешь Болотной Жабой.
Комиссар Корнелий Пратт по прозвищу Болотная Жаба презрительно оглядел стоящего перед ним юнца, взгляд которого выражал глубокое недоумение.
Янош Граубе слышал множество историй о комиссаре еще во времена учебы в Схоле Прогениум. И ни одной плохой. Верный и преданный слуга Империума, человек, сумевший подчинить своей воле свободолюбивых катачанцев, бессменно несущий свою службу на Армагеддоне вот уже двадцать лет. Герой и легенда. Теперь Яношу предстояло служить рядом с ним, бок о бок. О таком первом назначении он мог только мечтать.
Однако увидев комиссара Пратта вживую, Янош, мягко говоря, удивился. Поначалу он даже не признал его: Корнелий Пратт с виду ничем не отличался от остальных катачанских головорезов в лагере. Разве что выглядел посвирепее многих. Через все его лицо наискосок тянулся рваный багровый шрам, а на шее болталось ожерелье из орочьих клыков в два ряда. Так что теперь Янош мог лишь стоять и удивлено хлопать глазами.
— Ну? — коротко рявкнул Пратт, когда ему надоело созерцать новобранца.
— Комиссар Имперской Гвардии Янош Граубе! — отчеканил Янош.
— Да-а-а? — ехидно протянул Корнелий Пратт и весьма зловеще усмехнулся. — А выглядишь, как орочья жратва.
Название: Триста ударов сердца
Автор: Crazycoyote
Бета: myowlet
Фандом: Warhammer 40K, Sherlock BBC
Размер: мини, 1 345 слов
Пейринг/Персонажи: Шерлок Холмс, Джим Мориарти
Категория: джен
Жанр: майндфак
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Инквизитор в гостях у демонхоста. Или наоборот.
Примечания: А вот здесь лежит чудесный арт Carcaneloce
![:heart:](http://static.diary.ru/picture/1177.gif)
Он приходит сюда каждый день. Комната — в дальнем конце длинного коридора; чтобы дойти до нее, нужно открыть три двери, ключи от которых есть только у него. Внутри — лишь простой деревянный стол и такой же стул. И темнота. Он садится, складывая ладони возле лица привычным жестом, пристально вглядывается в черное пространство перед собой и велит сервочерепу начать запись.
— Шерлок Холмс, инквизитор Ордо Маллеус, день восемнадцатый, — говорит он.
— При-и-и-вет, — дружелюбно отвечает темнота, еще до того, как из нее проступает бледное ухмыляющееся лицо. Когда-то человеческое, теперь оно явственно несет на себе отпечатки Хаоса. Это не пугает его: он видел и более страшные вещи, намного худшие. Он смотрел бы на это… существо совершенно равнодушно, если бы не глаза. Они все время меняют цвет, порой так быстро, что невозможно уследить. А потом — он никогда не успевает поймать этот момент — в них туго сворачиваются и замирают два облачка темноты. Такой же, какая постоянно окружает эту тварь. У него есть теория, что на самом деле она… оно? и есть темнота. В истинном обличье, вне человеческого тела. Когда существо услышало эту мысль, оно рассмеялось высоким пронзительным смехом — он до сих пор не знает, следует это воспринимать как положительный или как отрицательный ответ. Здесь, в этой комнате, он не уверен практически ни в чем.
Эта темнота очень странная… в черном нет цвета, но здесь, в том, что окружает тварь, напротив — собраны тысячи оттенков, многим из них он не смог бы дать названия, а многих, кажется, и вовсе не должно существовать в реальности. Темнота дышит, движется, постоянно изменяется — и остается неизменной, включая в себя все сразу и тем самым обращаясь в ничто. Еще она давит. На глаза, на разум, на нервные окончания во всем теле. Он чувствует силу, исходящую от темноты — огромную, невероятную, грозную и опасную силу. Он знает, что ему нельзя оставаться здесь долго.
Он начал с того, что четко определил границу своих возможностей. Триста ударов сердца — и ни единым больше. Совсем немного. Если он спокоен, это пять минут. Если пульс учащается, это означает, что сегодня он покинет комнату и заключенное в ней существо раньше. Сервочереп запрограммирован тщательно следить за этим, он уведомляет его на двести девяносто третьем ударе. Оставшиеся семь — на то, чтобы выйти и закрыть дверь.
Всего триста ударов, за которые порой успевает произойти невероятно много. Иногда ему кажется, что этого времени достаточно для того, чтобы разобрать Галактику на кусочки и отстроить заново, в совсем ином, причудливом и жутком виде. Достаточно — для этого существа в облаке темноты. Или для повелителя, которому оно служит. Трехсот ударов вполне хватает, чтобы играть с его разумом, подкидывать загадки, на которые он не может найти ответа, вселять сомнения, внушать идеи… И слишком мало для того, чтобы он мог разобраться в происходящем.
Потом он лежит на кровати в своей комнате, закрыв глаза и закинув руку за голову, и бесконечно переслушивает сделанную сервочерепом запись. И предыдущую. И недельной давности. Снова и снова, по кругу, несчетное число раз. Записи рассыпаются кусочками головоломки, которые он не в силах сложить вместе. Поэтому на следующий день он опять идет в комнату. У него есть еще триста ударов, чтобы приблизиться к пониманию. Совсем немного. Но и не мало.
— Себастиан Моран, инквизитор Ордо Маллеус, — говорит он, вглядываясь в бледное лицо, на котором зияют черные дыры глаз. Лицо расплывается в улыбке, похожей на хищный оскал.
— Он ми-и-илый. Милый, милый славный Себ…
— Меня не интересуют субъективно-эмоциональные оценки инквизитора Морана.
— Ты с-с-скучный, — с шипением тянет тварь. — А что тебя интересует? Что? Ты любишь зага-адки, инквизитор. Любишь… играть в опасные игры. Любишь. Я знаю. У меня много загадок. Много игр… Давай сыграем, а?
Джон считает, что ему не следует сюда приходить. Боится. Впрочем, он всегда считал, что, как он выражается, «радикальные замашки» ни до чего хорошего Шерлока не доведут. Он очень правильный, Джон. Врач Официо Медика, ставший им для того, чтобы служить Империуму и спасать жизни. И его идеалы не пошатнулись ни на йоту после всех лет, проведенных на войне. Именно такой медикус и был ему нужен для работы. Сложной, опасной работы, где слишком часто приходится сталкиваться лицом к лицу с порождениями Хаоса, которым большинству людей нечего противопоставить — и Джону тоже нечего, кроме собственной непоколебимой уверенности. Но этого достаточно. Да, ему был необходим именно такой врач. И, как оказалось позднее, именно такой друг.
Он настолько доверяет Джону, что даже прислушивается к его советам — непривычно часто для человека, который, как правило, не прислушивается вообще ни к кому и ни к чему. Но в этот раз Джон неправ. Он все рассчитал, и ему нужно получить ответы. Нужно понять. Рано или поздно он сможет.
— Твой друг скучный, — сообщает существо, в очередной раз услышав его мысли. — Скучный, скучный доктор. А я веселый. Со мной весело. Хочешь повеселиться? О, как славно мы могли бы повеселиться вдвоем! Куда лучше, чем с душкой Себом…
— Где он?
— Далеко, далеко, среди ярких зве-е-еозд… Ты знаешь эту песню? — тварь неприятно хихикает.
— Я знаю, что он жив. Где он?
— Т-с-с. Это секрет. Большой-большой секрет. За информацию надо платить. Что ты можешь предложить взамен? Может, выпустишь меня? М-м-м? Мне здесь надоело. В этой комнате, в этом теле… Его так сложно менять, знаешь ли. Отвратительно. Скучно. Тесно. Выпусти меня. Выпусти. ВЫПУСТИ. МЕНЯ.
Темнота сжимается в плотный, гудящий, давящий комок, а потом разлетается на мириады сверкающих разноцветных искр, которые пляшут в глазах твари, играют на бледной тронутой искажением коже… Сегодня у него будет меньше пяти минут. Это первая мысль, которая приходит в голову, когда он, тряхнув головой, пытается успокоить участившийся пульс.
Ничего, это ничего. То, что он видел и чувствовал — тоже улика. Информация. Существо не хочет делиться с ним информацией. Существо врет. Кажется, оно вовсе не способно говорить правду и отвечать прямо. Но каждый визит в эту комнату еще на шаг приближает его к истине. Окольными тропами, извилистыми путями. Ему не нравятся такие методы, но он понимает, что в этот раз иначе не получится.
Есть время задать еще как минимум один вопрос.
— Как Моран сумел проделать это с тобой? — он всегда задает прямые вопросы и никогда не получает прямых ответов. Но продолжает спрашивать. Раз за разом, каждый день.
— Ты… хочешь… знать, — медленно говорит тварь. — Много знать. Многие знания — многие печали. Знания — ценный товар. Возможно, самый ценный во Вселенной. Но ты не хочешь платить. Не хочешь отпустить меня и не хочешь играть со мной. Тогда, может быть, дашь мне поиграть с кем-нибудь еще? Со своим доктором?..
Его внутренне передергивает от омерзения, но в этот раз он быстро возвращает самообладание, не дав существу отнять еще несколько ценных секунд пребывания здесь.
— М-м-м… Нет, нет-нет-нет. Он ужасно скучный. Твой братец… о, твой братец намного лучше. Возможно, даже лучше, чем ты. Я видел его как-то раз… И не отказался бы познакомиться поближе.
Он делает глубокий вдох и усмехается. Твари нельзя верить. Но фактам можно.
— Уточнить данные о пребывании инквизитора Себастиана Морана в Сегментуме Солар, — говорит он сервочерепу.
Существо медленно наклоняет голову набок, устремив на него вновь полный непроницаемой черноты взгляд.
— Любишь играть. Любишь все понимать. И не любишь, когда скучно…
Время вышло. Сердце отбивает двести девяносто третий удар и, получив сигнал от сервочерепа, он поднимается с места. Тварь вдруг бросается вперед, к нему, насколько позволяет длина сдерживающих ее цепей. Но расстояние до стола он тоже рассчитал, безошибочно и точно. Одно длинное тонкое щупальце темноты почти дотягивается, чтобы лизнуть его шею и воротник его плаща. Почти.
Двести девяносто четыре.
— Я ведь нужен тебе. У меня есть то, что ты хочешь… И ты это знаешь.
«З-з-знаеш-ш-шь», — последнее слово эхом звучит к него в голове. Пора выходить.
Двести девяносто пять.
— У меня есть все, что ты хочешь…
«Х-х-хочеш-шь».
Двести девяносто шесть.
— У нас много общего, инквизитор. Мно-ого, много общего. Нам ведь нравится одно и то же. Бесконечные знания. Бесконечные изменения. Бесконечные…
«Бес-с-с-с-с…»
Двести девяносто семь.
— Я дам тебе все. Все. Просто приди и возьми. Просто возьми…
«Возьми! Возьми. Возьми…»
Двести девяносто восемь.
— Нам будет хорошо вместе. Очень хорошо. Весело. Мы не будем скучать. Никогда не будет скучно. Никогда!
«Никогда. Скучно. Не будет. НИКОГДА».
Двести девяносто девять.
Он с лязгом захлопывает дверь и слышит приглушенный толстым слоем металла смех существа.
Триста.
Шерлок Холмс, инквизитор Ордо Маллеус, идет по узкому длинному коридору прочь от комнаты, в которую приходит каждый день.
Завтра он придет сюда снова. Завтра…
Он неожиданно останавливается, делает глубокий вдох и дает сервочерепу новое указание:
— Сократить время пребывания до двухсот пятидесяти.
@темы: фанфикшон, Джим Мориарти, crossover it!, джен, мы писали мы писали наши пальчики устали, no logic, only war!, Шерлок
С двойным деаноном тебя, друг)))
спасибо ))))
Во-вторых, дай я тебя ещё раз прилюблю за всё-всё-всё
*пойду-ка я поскорее выложу свой шерлоко-пост)))*
*пойду-ка я поскорее выложу свой шерлоко-пост)))*
иди-иди ))) ужасно хочу ссылку на него поставить )))